Какие только эпитеты не приклеивались к этому человеку - он и мистик, и поэт, и революционер, пьяный клоун, скандалист, подонок, гений. А сам он играл себе на гитаре, писал песни и снисходительно позволял нашим сверхпрогрессивным пошлякам
фантазировать на его счет.
Имя Джима Моррисона было какое-то время одним из синонимов молодежного движения Америки - подобно Бобу Дилану или Джимми Хендриксу. Но бури шестидесятых годов отшумели, молодые стали старше ...
Джим Моррисон умер. Только если бы не было смерти физической, если бы тело его еще продолжало жить, в нем все равно уже начинался духовный распад, который бы кончился, быть может, чем-то даже худшим, чем смерть. Но в какой-то мере история Джима Моррисона вобрала в себя тысячи историй молодых американцев наших лет. Может, потому и стоит в ней разобраться.

Джеймс Моррисон, в народе известный как Джим

Если начинать с самого начала-а как же иначе?- нам придется ради экономии времени воспользоваться приемом скорее кинематографическим-приемом "монтажа с перебивками".
Ну, попробуем.
"У вас сын, миссис Морриссон, сын!"
Дитя играет на коленях у счастливой матери, мать передает его обшитому золотыми галунами отцу, дитя, оцарапавшись о папину медаль, плачет.
Хорошенький чернокудрый постреленок грустно глядит в окно. За окном, конечно, дождь.
Джим играет в бейсбол, мчится по полю. Картинка мутнеет.
Джим становится старше, вот он опять глядит в окно, губы шевелятся - бормочет стихи.
Первая ссора с отцом, вторая, оскорбления, ненависть. Он бежит в дождь.
Голос за кадром: Джеймс Дуглас Моррисон родился 8 декабря 1943 года в Мельбурне, штат Флорида. Единственный сын контрадмирала Дугласа Морриссона-семья с давними традициями карьеристов-милитаристов. Позже он не раз заявлял, что его родители умерли. Это не так.
В 1961 году он окончил школу в Александрии, штат Вирджиния. Провел год в колледже, затем перешел во Флоридский университет, где, проучился немногим больше
года. В 1964 году он ...
Стоп! Минуточку! Вам не кажется, что вы завираетесь? С чего это вы взяли, что Джим был романтичным мальчиком? А может, он был драчливым бойскаутом или же толстяком, не умеющим ладить с товарищами? Зачем приукрашивать?
Конечно, подобные штампы большого доверия не вызывают, но мы точно знаем, что в какой-то момент Джим раскусил, чего стоят все эти обитые голубым шелком комфортабельные мышеловки, ровно как и высокопочитаемые военные традиции, соблазненные горничные, клубы, добрососедские убийства, и скучный страх перед будущим.
И однажды Джим удрал.
Моррисон очутился в Лос-Анжелесе. Имя его можно отыскать в списках студентов местного университета, отделения искусств. Десятью годами раньше это же отделение посещал Джеёмс Дин. Только Дин изучал актерское мастерство, а Моррисон учился снимать фильмы. После первых месяцев привыкания к развеселой жизни будущих кинематографистов Джим привык к ней настолько, что она ему просто осточертела, и,
хотя интерес к кино не исчез, интерес к учебе на "киношника" улетучился бесследно. Мы находим его живущим уединенно в трущобах на берегу Тихого океана, обедающим на городских свалках и играющим в увлекательную игру под названием "Мой внутренний мир".
Лос-Анжелес поставлял таким, как Джим не только пищу, он давал им и моральную поддержку, поскольку в теплом безразличном климате этого города удобно было жить неудачникам.
Здесь в Голливуде, Моррисон начал тянуться к чудакам и монстрам-самозванцам. Он полюбил спившихся швейцаров, убийц, которые умели петь под гитару красивые мексиканские песни, он полюбил сутенеров и их усталых подруг, ему нравился детский язык предсказателей будущего.
Это сочувствие к людям искалеченным, выброшенным за борт и стало потом у Моррисона одним из мотивов творчества.

"Музыка, Друг мой единственный ..."

Летом 1965 года он наткнулся в трущобах Венеции-одного и Лос-Анжелесских пригородов - на своего старого университетского приятеля Рэя Манзарека. Джим уже начал писать песенки-"для себя", а Рэй, в свое время не выдержавший натиска родителей и выучившийся играть на рояле, играл в каком-то притоне. И оба, конечно, мечтали о славе, как все молодые люди, но скорее о возможности выбраться на поверхность и высказаться. А единственным способом высказаться, чтобы тебя поняли или хотели понять хотя бы, считали тогда музыку.
Они написали свою первую песню. Были в ней такие слова:
Давай взберемся по лунному свету,
Посмотрим на город, что спит в ночи,
На тайны его, на любовь, на муку. Ну что ж ты боишься?
Скорей дай мне руку!
Песню дали прослушать нескольким компетентным лицам.
Компетентные лица сказали: ну что ж, милые слова, милая мелодия, почему бы им не попробовать? Благо совет этот ни к чему не обязывал.
Ребята решили сколотить группу. Манзарек кинулся на поиски. Через некоторое время он нашел то, что искал,-ударника Джона Денсмора и гитариста Робби Кригера - в самом, казалось бы, неподходящем месте - в "Центре медитации", где те изучали великую науку самопознания под руководством смешливого юного гуру Махараджи Джи.
После недолгих репетиций группа, решившая назвать себя "Двери" (кто-то из ребят вычитал строчки великого английского поэта Уильяма Блэйка: "Есть вещи известные и неизвестные, а между ними-Двери"), выступила в небольшом кабаре на бульваре Сансет. Они работали здесь три месяца по четыре часа каждый вечер и получали за это 45 долларов - на всех.
Но музыка их "показалась", и новую группу пригласили выступить в "Виски Эй Гоу-Гоу"-престижное место для тех, кто собирался зарабатывать на хлеб рок-н-роллом. К тому же фирма грамзаписи "Каламбия" заключила с ними контракт - так, на всякий случай. Начало показалось ребятам многообещающим, и они уже стали прикидывать, как распорядиться "кучей деньжищ".
Они записали свой первый альбом только вначале 1967 года.
Записью руководил продюсер Пол Ротшильд. Он вспоминает: "Впервые в жизни я был так взволнован. Эти мальчуганы разыгрывали здесь, в студии, настоящую драму в музыке, и когдаДжим Моррисон начал петь: "Понимает ли кто меня?" - я не выдержал и ответил: "Я понимаю". Запись была безнадежно испорчена. Но это все чепуха, потому что Джим подошел ко мне, положил руку на плечо и говорит: "Не бойся, отец, я помогу тебе. Я помогу тебе избавиться от всех твоих комплексов, я помогу тебе найти свое "я" и вернуться в реальность".
Эта псевдопсихологическая абракадабра произвела на старика Ротшильда и на администрацию "Виски Эй Гоу-Гоу" неизгладимое впечатление, правда, их впечатления были полярно противоположны - в "Виски" решили, что Моррисон сошел с ума, и выгнали группу.

"Фактоиды-это факты, которых не существовало, пока
о них не написали газеты и журналы"

Эти слова Нормана Мейлера как нельзя более точно описывают дальнейший путь "Дверей".
Но сначала давайте посмотрим, как обстояли дела с рок-музыкой вообще. К этому времени для того, чтобы выдвинуться, уже недостаточно было владеть школой игры на гитаре и знать несколько банальных мелодий-в моду как раз входили мыслящие индивидуалисты. А у Моррисона как раз был этот недостаток-он умел думать. Джим писал песни невероятно сложные по ассоциативному строю. Продраться сквозь его новые песни положительному и здравомыслящему американцу было невозможно, зато их интонацию прекрасно понимали старые знакомые Джима-ночные бродяги Лос-Анжелеса.
Их понял и Денни Шугармен-пьяница с тридцатилетним стажем безработного актера. Он понял их так хорошо, что заплакал, когда впервые услышал какую-то новую песню Моррисона. Он разыскал группу и попросился к ним работать- все равно кем, лишь бы быть рядом с Джимом. Ребята пожалели его и взяли-в качестве талисмана и по совместительству носильщика.
Сейчас Денни, пожалуй, единственный верный источник информации о Моррисоне; впрочем, и из рассказов других людей можно кое-что выудить. Для одних-особ романтического склада с неудавшейся Личной жизнью-Джим Моррисон был одаренным поэтом, избранником типа Эдгара По, истерзанным своей гениальностью.
Для других он был чем-то вроде Ангела Ада - жестоким и грубым пьяницей, затянутым с ног до головы в черную кожу.
И так далее, и тому подобное.
Денни говорит: "Джим был добрым парнем. У него был только один недостаток, часто встречающийся у людей нервных, не уверенных в себе,-он все время был, как говорят
актеры, "в наигрыше", "в котурнах". Но это был умный актер, он понимал природу театра и очерчивал свой образ-каждый раз новый - лишь слегка, он никогда не перигибал палки. Он знал, что услужливое воображение окружающих доделает остальное. А сам в это время посмеивался над произведенным впечатлением-ему казалось, что таким образом он может оградить себя и свое творчество от вторжения: фантазируйте, мол, на здоровье, до меня-то вы все равно не доберетесь".
А они добрались.
Как я уже говорил, в это время в моду входил нонконфоризм. Но и без моды многие все равно начинали задумываться; наивный голубоглазый оптимизм предыдущих поколений увядал под зарождавшимися смутными ветрами молодежной революции. Умные люди из средств массовой информации начали потихоньку разнюхивать, что к чему среди этих молодых и осторожно приручать их к заработкам - авось денежки отвлекут их от бунтарских фраз. Дали заработать и "Дверям", начали создавать им рекламу. Вокруг Моррисона засуетились репортеры. Но Джим им спуску не давал.
Первой его жертвой оказалась некая Джоан Дидион из "Нью-Йорк тайме мэгэзин". Ей разрешили присутствовать при записи очередного альбома группы. И здесь, на студии, Джим закатил целый спектакль-пока все бранились и бегали, готовясь к работе, Джим молча сидел на диване, уставившись немигающим взглядом на костер из спичек, устроенный им на столе. На него не обращали внимания: так умная мать не замечает выходки рассерженного ребенка. Однако мисс Дидион заметила и лопотала потом в своей статье, что "во всем этом было нечто символичное, в духе ритуального самосожжения".
Какая символика, какое самосожжение!?
Дальше-больше. В печати стали появляться сообщения о том, что Моррисон скупил и выпустил на улицу всех обитателей зоомагазина в Сан-Франциско. На званом обеде поймал и съел муху. Ходил по проволоке, натянутой над улицей, и так далее.
Подобным историям не было конца. И все они были фактоидамн.
Но теперь стало неважно, были ли они на самом деле. Они могли произойти. Их мог придумать сам Моррисон.
В чумном мире сплетен Джим Моррисон был такой желанной фигурой, каким был некогда Элвис Пресли. К нему стали тянуться неопрятные радикалы, фрейдисты-малолетки и аккуратные несмышленыши.

Злая земля Калифорнии.

В другое время и в другом месте Моррисон, может быть, и мог стать упитанным, удачливым и удобным вторым Пресли.
Но это была Калифорния, и это был 1967 год.
Здесь, на западном побережье Америки, музыканты превращали рок-н-ролл из шумного, музыкального развлечения в социальное явление.
Вьетнам, взрыв в Детройте, парижский май, Чикаго...
Романтика молодежной революции захватила и Джима:
"Двери" объявили, что отныне их интересует только то, что "анархично, хаотично н против авторитетов". Но дело все в том, что Моррисон, как и многие другие был воспитанником Голливуда, и по традиции он увлекся лишь внешней стороной.
Моррисон начал вызывать почетное негодование властей. Его несколько раз арестовывали. На концерте в Нью-Хейвене в начале 1968 года дело дошло до настоящего побоища с полицией. Моррисон вылетел из-за кулис и начал рассказывать, как на него пытались напасть полицейские. Публика решила, что это пролог к программе песен протеста, но тут на сцену выбежали полицейские и стали стаскивать Джима с помоста. Какова подопека этого-неизвестно, но важно, что скандал разгорелся на глазах у публики. Джим схватился за микрофон, полицейские стали отдирать его пальцы, и тут Джим не удержался, чтобы не поактерствовать - принял позу распятого Христа. Здесь же оказались фотографы и портрет распятого Моррисона стал чуть ли не иконой рок-революции.
Но и это по сути дела было лишь игрой.
К чести Моррисона сам он не был похож на тех коньюктурщиков от песен протеста, которые вкладывали суммы, полученные за фрондерство, в акции солидных фирм.
У него не было ни автомобиля, ни жилья. Во время турне он останавливался в запущенных гостиницах.
Он часто пропадал, к ужасу менеджера. В такие дни он скитался по трущобам и спал прямо на пляжах.
Это-то, возможно, и было самым революционным в революции Джима Моррисона - он избегал внешних признаков успеха.
Наступали семидесятые. Нонконфоризм исповедовали теперь все домохозяйки, и он потихоньку превращался в свою противоположность. Молодые пасынки Америки медленно вымирали.
Только смерть приходила не так, как было обещано в песнях,- ее несли таблетки и уколы.
После событий в Чикаго стало ясно, что время болтовни миновало. Многие вернулись к прежним профессиям, а некоторые просто тихо поплыли по течению.
На короткое время "Двери" притихли, вернулись в старый глупый рок-н-ролл. Это было время старения. Мы постарели, так и не став взрослыми.
В 1970 году на концерте на острове Уайт поражает внешний вид Джима-старая полупьяная развалина. Пел он плохо и: понимал это, а публика пожирала его песни как некое откровение, и от этого он мучился еще больше.
Немногим позже они выпустили "Лос-Анжелескую женщину"-пожалуй, самый интересный их альбом. Казалось они смогли преодалеть тоску поражения, это были сильные, нервные песни о детях, убитых ценичными взрослыми и о том: что время их кончилось.
После этого Джим не мог написать уже ни одной строки. Он устал, выдохся. Потом уехал в Париж зализывать раны..
Он думал, что смена ритма и континента поможет.
Там, в Париже, он и умер от сердечного приступа 3 июля 1971 года. Умер тихо, незаметно. Дураки, не могут с этим смириться-ходят слухи, что его убили в драке. Так красивее.
Девушки клянуться теперь в вечной любви другому; Денни Шугармен растворился окончательно; "Двери" выпустили еще - два альбома и распались.
Кому-то пришло в голову начать сбор денег по подписке на могильный памятник Джеймсу Дугласу Моррисону. Некую сумму собрали, а потом персона, ответственная за деньги исчезла вместе с ними.

Мик Фэррен, английский журналист
(перевод Н. Рудницкой),
Журнал "Ровесник".